Совсем недавно съезд КПРФ утвердил кандидатом в депутаты Госдумы Михаила Щапова. На выборы он пойдет по одномандатному избирательному округу №93. Для Щапова это уже не первые выборы в российский парламент: в 2016 году он обошел на этом округе единоросса, экс-сенатора Олега Канькова и стал одним из немногих представителей оппозиции, сумевших обойти кандидата от партии власти у себя на округе. Мы поговорили с Михаилом Щаповым о результатах 5-летней работы в Госдуме, о ключевых проблемах Иркутской области и о планах на новый созыв.
– Михаил Викторович, одна из главных проблем в Иркутской области – это стремительное исчезновение лесов в результате пожаров и практически бесконтрольных вырубок. То и дело в сети появляются изображения со спутников, как год от года редеет наша тайга. Вы неоднократно предлагали поправки и дополнения в действующий в Лесной кодекс, чтобы хоть как-то улучшить ситуацию. Что, по-вашему, в лесном законодательстве необходимо изменить, дополнить, или лучше просто принять новый Лесной кодекс?
– Чтобы вывести эту работу на системный уровень я вносил законопроект, который позволял регионам расторгать договоры с лесопользователями, имеющими задолженность по налогам, и не допускать их к участию в аукционах на право аренды лесных участков. Однако правительство РФ посчитало эти меры излишними. В то время как у нас, судя по налоговым платежам, в том числе по нулевому НДФЛ, у иных арендаторов деревья сами собой рубятся и в вагоны запрыгивают. Кроме того, я считаю, что необходимо ввести запретительные пошлины на продукцию первичной переработки леса — кругляк и пиломатериалы. Потребности внутреннего рынка огромны, но сейчас лес вывозится в Китай за бесценок. Пошлины должны быть настолько большими, чтобы выгоднее было оставлять лес в стране: не только кругляк, но и стройматериалы.
– Почему, по-вашему, так интенсивно выгорают леса, и не только в вашей области, но и в других регионах? МЧС гасит пожары, но толку от этого мало.
- Давайте начнем с того, что МЧС не занимается лесными пожарами. МЧС тушит пожары в населенных пунктах, а в лесные вмешивается, только если создается угроза перехода огня на поселки. И это - услуга, которая стоит недешево и оплачивается отдельно. Стоимость 1 летного часа Бе-200, например, порядка 200 тысяч рублей.
Вообще, за тушение лесных пожаров отвечает ПЯТЬ различных ведомств! Прежде всего - это региональные министерства лесного комплекса, или их аналоги. Они отвечают за земли лесного фонда, в их структуру входят лесхозы, чьи сотрудники "на земле" и защищают леса. Структуры Министерства обороны отвечают за леса на своих землях. Лесами на особо охраняемых природных территориях федерального значения занимаются соответствующие федеральные учреждения, заповедники или национальные парки. Муниципалитеты должны следить за лесами на землях поселений. И только если гореть начинают поселки, как я и говорил, то в дело включается МЧС. При этом, по закону, тушить пожар на чужой земле эти ведомства не могут. В Иркутской области несколько лет назад была ситуация, когда военные чуть не засудили за самоуправство главу поселения, который вывел людей тушить пожар, шедший прямо на поселок. Лес горел на землях Минобороны, и оно само не тушило и считало, что и муниципалитет не имел права что-то делать.
Эта неразбериха с лесами - одна из причин тяжелой пожарной обстановки. Другая причина, как считают ученые, - это изменение климата и как следствие затяжные периоды аномальной жары в Сибири и на Дальнем Востоке.
Но самая главная причина - это недостаточное финансирование. По Лесному кодексу за сохранность лесов должен отвечать федеральный центр, но эти полномочия он передал регионам. С ними должны быть переданы и деньги. В реальности государство финансирует охрану лесов на 20 процентов от необходимого. В результате у регионов нет ни людей, ни техники, чтобы бороться с пожарами. Однако, за годы работы здесь удалось достичь значительных сдвигов: на 2022 год правительство обещало заложить в бюджет на охрану лесов значительно больший объем финансирования.
Я внес законопроект о передаче полномочий по тушению лесных пожаров с регионального на федеральный уровень. Это бы сосредоточило и деньги, и ресурсы, и рычаги управления, и, что самое главное, ответственность в одном месте. Однако правительство в своем заключении на законопроект заявило, что не готово к такой ответственности, потому что это «потребует увеличения численности работников и дополнительных бюджетных ассигнований из федерального бюджета на их содержание и материально-техническое обеспечение». То есть на те деньги, которые сейчас федеральный центр дает регионам на борьбу с огнем в лесах, он сам тушить пожары не хочет.
– Другая болевая точка нашего региона – это Байкал. Вместо того, чтобы быть жемчужиной Сибири, он превратился в зону строгого режима, где местному населению невозможно жить или заниматься цивилизованным развитием туризма. В чем причина такой ситуации?
– Существующая правовая база создавалась без понимания того, что происходит на этой территории, без стратегического видения будущего Байкала. В результате сформировался огромный массив несогласованных и противоречащих друг другу правовых актов. Огромное количество запретов наслаивается друг на друга - в результате нормальная экономическая жизнь на огромной территории просто парализована. Нельзя сделать пристрой к садику, нельзя построить социальное жилье, мэры не могут предоставить земельные участки ни молодым семьям, ни многодетным. На острове Ольхон не могут построить дорогу из-за существующих ограничений на деятельность и непонятной ситуации с границами нацпарка.
Более того, от волюнтаристских норм страдает и экология озера. Существующие требования к очистке сточных вод делают невозможным строительство очистных сооружений на Байкале. Согласно этому приказу на выходе из КОСов вода должна быть чище, чем в самом Байкале. Насколько мне известно, даже новейшие очистные, построенные в Бурятии в Нижнеангарске по японской технологии с применением мембран, не могут ввести в эксплуатацию - так как они не дают нужной степени очистки.
К тому же КОСам нужна централизованная канализация. Но даже в тех населенных пунктах, где есть очистные (а в большинстве поселков и деревень их попросту нет), значительная часть жилого фонда к ним не подключена. По закону, все это должно откачиваться и вывозиться, но по факту, как мы понимаем, льется на грунт.
Новая ПХС в Качугском районе (на фото) помогла сократить площадь пожаров в 4,5 раза. 2018 год.
– Вы предлагали немало своих поправок, изменений в законы и по сохранению Байкала, и по сохранению природы области. Что принято, а что отклонено?
– Я поддержал инициативу по сокращению водоохранной зоны Байкала. До сокращения ее границы совпадали с границами центральной экологической зоны. То есть проходили на расстоянии 80-100 километров от самого озера, за двумя-тремя горными перевалами. На этой территории, повторюсь, проживают 130 тысяч человек. Это абсурд. Между тем на водоохранных зонах действует целый ряд жестких ограничений, например, там не должно быть захоронений, так что прокуратура требовала переноса всех кладбищ (а деревням на Байкале по 300-400 лет, представляете, какие там захоронения?), нельзя перемещаться на машинах по грунтовым дорогам - а дороги в сельской местности у нас все грунтовые, и т.п. Ученые тоже считали такую зону избыточной. В результате Минприроды согласилось с доводами ученых и властей и зону сократили - в населенных пунктах до 200 метров, а вне поселений границу водоохраной зоны провели по вершинам прибрежных хребтов. Фактически это 1-5 километров от уреза воды. Это более обоснованно, так как по законам физики вода течет в Байкал только с одной стороны хребта, с другой – она течет в другую сторону. Но это по-прежнему самая большая водоохранная зона в мире.
Я также выступал против запрета на вылов омуля. Поскольку считал и продолжаю считать, что проблема не в рыбаках, которые ловили рыбу в открытом Байкале, а в браконьерах, которые хищничали во время нереста. И эта проблема до сих пор не решена. Однако запрет введен, много людей осталось без работы. Социальное напряжение в прибрежных территориях растет. И мы постоянно видим, что поймали то одного рыбка, то другого - изъяли 15, 30, 300 штук рыб. То есть это местные жители, которые ловят рыбу для себя или на мелкую продажу. Но вот громких дел с раскрытием цепочек нелегальных поставок омуля и икры мы почему-то не слышим.
Наконец, я предложил законопроект, который освобождает от экологической экспертизы объекты III-IV категории воздействия на окружающую среду, находящиеся в буферной зоне и зоне атмосферного влияния Байкальской природной территории. Этот проект Госдума отклонила, однако на следующий же день инициативу поддержало Министерство природных ресурсов, внеся аналогичный законопроект. С той только разницей, что освобождение от экоэкспертизы чиновники разрешили только социальным объектам. Депутаты межфракционной группы «Байкал», в которую я вхожу, приняли активное участие в разработке перечня таких социальных объектов. Мы исключили из него объекты, которые очевидно негативно воздействуют на природу, сделали его закрытым и понятным.
Заседание МРГ "Байкал" 11.12.2019 г.
– Михаил Викторович, а какой, на ваш взгляд, главный результат пяти лет вашей работы в Госдуме?
– В 2016 году я обещал возвращать сибирякам деньги, которые вытягивает из регионов федеральный центр. И методично это обещание выполнял. Для этого вошел в комитет по бюджету и трехстороннюю комиссию по межбюджетным отношениям. Это важнейшие органы, через которые проходят практически все деньги регионам. За эти пять лет Иркутская область получила от федерального центра около 190 миллиардов рублей. Для сравнения – на 2021 год бюджет области примерно те же 190 миллиардов. Треть этой суммы область получила по решениям трехсторонней комиссии. Эти деньги не были предусмотрены, мы распределили их сверх плана. Контролировали каждый рубль, чтобы он пошел в дело.
Удалось развернуть неповоротливую госмашину лицом к людям, живущим на Байкале. Пять лет назад никто даже речи не вел о правах людей. Мы смогли освободить от экологической экспертизы – бессмысленной и дорогой – социальные объекты на Байкальской природной территории. Был принят новый перечень запрещенных видов деятельности на Байкале, – более адекватный, чем прежний. Он разрешил строить дороги и ЛЭП не только для заповедников и нацпарков, но и для людей, живущих рядом с Байкалом, разрешил строительство в самих поселениях. Теперь, чтобы перечень заработал, нужно привести в порядок границы нацпарка и поселений. На этом направлении еще много работы, но мы добились главного – сдвига федерального центра к более адекватной позиции.
Заседание комитета по бюджету и налогам. 12.11.2019 г.
– А что вы считаете самой большой неудачей?
– То, что не удалось остановить антинародную пенсионную реформу. Учитывая, что у нас множество людей не доживает до 65 лет, эта реформа – откровенный цинизм.
– Но вряд ли это ваша личная ответственность, ведь в одиночку невозможно остановить паровоз?
– Тем не менее я чувствую ответственность перед своими избирателями за то, что не смог остановить этот паровоз. Конечно, вы правы, в подобных ситуациях побеждает тот, у кого солдат больше. Простая математика: сейчас оппозиционных депутатов в Госдуме всего 107 человек из 450. Чтобы останавливать подобные «инициативы» нужно минимум 230. Мы продолжим бороться за отмену пенсионной реформы. Но для победы нам нужно большинство в Госдуме. В этом рассчитываем на поддержку избирателей осенью на выборах.
Пленарное заседание 19.07.2018 г.
– Вы верите в то, что выборы что-то реально решают?
– Мнение, что наши голоса ничего не значат и результат выборов предрешен, старательно насаждается «партией власти». Им невыгодно, чтобы люди, которым не все равно, приходили на выборы. Но вспомните, когда в 2018 году, после пенсионной реформы, люди все же пришли и лишили партию власти множества постов, то власть сразу начала по-другому себя вести. И прогрессивную шкалу НДФЛ для лечения детей ввела. И деньги на прямую поддержку людей сразу нашлись. После того разгромного голосования, кстати, партия власти позаимствовала инициативу коммунистов о бесплатном стакане молока для всех школьников и довела ее до бесплатных горячих обедов. Сама жизнь показывает: активное участие избирателей в выборах заставляет власть учитывать интересы людей.
– И все же складывается впечатление, что в Госдуме на ура проходят вредные инициативы, а вот полезные законы кладутся под сукно.
– На самом деле, далеко не все полезные законы отправляются под сукно. Сумели же мы добиться повышения налогов на доходы богатых граждан! Но доля правды в ваших словах есть. В ускоренном режиме принимаются только правительственные законопроекты. Что касается законов от оппозиционных фракций, то пробиться через думское большинство от партии власти невероятно сложно, будь они хоть трижды необходимыми. Но оппозиция наработала свои ноу-хау для того, чтобы продвигать необходимые решения. Например, мы давим на власть через общественные объединения и профессиональные организации, через сборы подписей и массовые обращения граждан. В какой-то момент чиновники и единороссы понимают, что отмахнуться не получается, и вынуждены пропускать такие решения.
– Так есть ли смысл оппозиции работать над законопроектами, раз так велика вероятность, что все равно завернут?
– Смысл есть. Работать надо обязательно. И очень активно. Во-первых, как я сказал, есть разные хитрости. Во-вторых, настойчивая работа оппозиционных депутатов может изменить самую непримиримую позицию власти. В 2016 году я был едва ли не единственным в Госдуме, кто требовал перевернуть бюджетную пирамиду: вернуть регионам их деньги, сделать отношения между Москвой и субъектами федерации справедливыми. Прошло 5 лет, и несправедливость отношений центра и регионов стала общим местом. Президент об этом говорит. Председатель Госдумы об этом говорит. Многие депутаты. Тему удалось сдвинуть от полного неприятия до «это очевидно». Это большой шаг в правильном направлении. Другой пример – финансирование охраны и защиты лесов. Еще лет 5-6 назад о том, что на это выделяется 20-30 процентов от необходимого, мы слышали только от глав сибирских регионов. Я предлагал увеличить расходы на эту статью с 2017 года. В 2019 году Госдума изучила методику, по которой распределяются деньги субъектам РФ на охрану и защиту лесов, выявила в ней много дыр и потребовала пересмотреть и методику, и объемы финансирования. Уже в этом году есть первый результат: нашему региону, например, увеличено финансирование. Правительство обещает в 2022 году довести объем денег до приемлемого. Так что капля камень точит.
Заседание Законодательного собрания Иркутской области 2018 г. Фото: Яна Ушакова.
– Какие выводы вы сделали для себя по итогам этих 5 лет?
– Что сказки про невозможность навязать власти решения в интересах народа распространяются самой властью. На самом деле это возможно. Но требует объединения усилий, упорства и труда. В этом плане, чем сильнее оппозиционная партия, чем больше у нее поддержки, тем она эффективнее.
– Но иногда кажется, что оппозиция делает это очень медленно.
– Да, второй мой вывод: на любые изменения нужно время. Нельзя ничего решить наскоком, система очень инертна. Надо ее раскачивать и при этом понимать, куда стучать, понимать, как все устроено и работает. Нужен опыт. Так что если вам кто-то говорит, что вот сейчас придет и все порешает, – это безответственное заявление. Ну, и главный вывод: близость к власти не дает преимуществ. Скорее наоборот. Оппозиционеру не нужно идти против совести и народа, голосовать за то, за что потом будет стыдно. И если работать умеючи, твои инициативы обязательно примут. Пусть при этом твоего имени не будет в авторах. Но это не важно, главное – проблема избирателей решена. Люди сами разберутся, кто работал в их интересах, а кто – против.